Головин обсудил фильм про Яшина с его режиссером. Он фанат «Зенита», хочет снимать о чемпионстве-1984 и хвалит Михалкова

Очень много вопросов.

В российском прокате четвертую неделю идет фильм «Лев Яшин. Вратарь моей мечты» – биографическая драма о великом вратаре. Идея появилась еще в 2010-м, ее поддержал Владимир Путин, сценарии много раз переписывались из-за недовольства семьи, сроки сдачи фильма переносились. Наконец, 28 ноября случилась премьера.

Спустя почти месяц «Лев Яшин» собрал в прокате 111 млн рублей при бюджете в 360 млн (60 млн дало государство на безвозвратной основе), а в кино его увидели всего 485 тысяч человек. Это лишь восьмой показатель в декабре: например, романтическая комедия «Рождество на двоих» за две недели собрала в полтора раза большую кассу, а вышедший в один день с Яшиным мультфильм «Холодное сердце-2» уже пробил полтора миллиарда рублей.

Чтобы понять, что не так с фильмом о нашей легенде, Александр Головин встретился с его режиссером Василием Чигинским.

«Золотой мяч» не влез в фильм, потому что это неинтересно зрителю. Восковым Яшин получился из-за того, что в жизни был интровертом

– Я посмотрел фильм. Вы биографически восстановили карьеру Яшина: Кубок Европы, Чили, история с журналистом, матч на «Уэмбли», прощальный матч. Дали людям реальные имена: Валентина, Лев, Чохелия, Понедельник. Все есть. Но нет «Золотого мяча». Где он?

– Не влез.

– Это главное событие в карьере Яшина. Разве нет?

– Согласен. Но сама тема награждения для кино особо ничего не дает. Мне интересно, когда человек переживает коллизии. А когда просто награждают – тогда надо было придумывать детективную линию, что «Мяч» украли, Яшин за ним погнался, прыгнул, достал. Чтобы зрителю интересно было. Жизнь интересна только с точки зрения перипетий. А награда – ну, отлично.

– «Мяч» – кульминация карьеры. После провала в Чили, после того, как расписывают подъезд Яшина гадостями и портят машину, выбивают окно, ему вручают «Золотой мяч». Единственному вратарю в истории футбола.

– Вместо этого кульминацией стал прощальный матч. Показалось, что это более трогательная вещь, чем просто вручение.

Помимо этого, много чего не вошло. На четыре фильма еще хватит.

– Вы имеете в виду, что «Мяч» был в сценарии, но не сняли?

– Нет. Этого в сценарии Валуцкого не было никогда. А я не настаивал, чтобы мы включили.

– Я понимаю, что без контекста вручение ничего не значит. Как ничего и не значил бы контракт от Бернабеу на любую сумму, если не знать, что на шубу жене пришлось сбрасываться всей команде – то есть что он был нищим спортсменом. Но если вы претендуете на биографический фильм, «Мяч» было бы логично включить.

– Наверное. Но не включили. Значит, надо еще один фильм снимать.

– Какие эпизоды были сняты, но не вошли?

– Как сборная мира поздравляла Яшина с днем рождения, а Озеров икры притащил, водки. Они выпивали. Журналист, который обвинил в поражении в Чили, пришел, хотел извиниться, но услышал, как орут, и ушел. Подошел только в аэропорту. Как в Бразилии Яшин выиграл кучу денег, поперся в фавелы, играл с пацанами, и отдал деньги бразильским детям.

Несколько эпизодов из 1990 года. Как он готовился к вручению звания Героя соцтруда, как ехал по Москве на стадион. Другие сцены, о которых уже не помню. Все невозможно включить. Некоторые сцены тормозят динамику. Я и так считаю, что у нас не супердинамичный фильм. Размеренное повествование. Охватывает 50 лет жизни. И здесь драйв был бы неуместен.

– Вы сказали, что не помните всех эпизодов – когда закончились съемки?

– Наверное, год назад. А фильм доделывали за три дня до премьеры. Всегда нет предела совершенству. Можно доделывать до бесконечности, но отступать было некуда. А так бы я еще пару месяцев что-то поделал.

– Что еще меня смутило: Яшин показан как восковая фигура из прошлого. Вокруг него что-то происходит, но сам он в этом не участвует. Его критиковали после ЧМ – он загрустил. Стал героем – опять натирает машину. Непонятно, почему я должен ему сопереживать. Он как человек с картины соцреалистов.

– Я бы не сказал, что он восковой. Он был мощным интровертом. И это одна из вещей, которая удивляла. С одной стороны, на поле – уникальный голкипер, который рвал и своих, и чужих. Но когда он с поля выходил, то превращался в обычного, скромного, застенчивого человека. Который ничего не мог попросить у начальства. Он уматывал куда-то с удочкой один, хотя не был рыбаком. Просто сидел. Поймает несколько рыбешек – отдает мальчишкам кормить кота. То есть жизнь мимо него проходила.

Преодоление у него шло через игру. В жизни он ничего не преодолевал, он смирялся с тем, что происходило. Это история смирения. А преодолевал он все на поле. В этом и смысл фильма. В этом его парадокс.

И показывать, что он другой: бежит, отстаивает – было бы неправильно. Какие-то вспышки у него есть: когда в квартиру начали камни швырять, он побежал за этими людьми. Но тогда он даже оторопел от своего поступка. Вот Воронин был другой – другая судьба.

– Необязательно бегать и что-то выпрашивать. Джокер ничего не отстаивает. Большую часть фильма он ходит с одним выражением лица, но мы все про него понимаем. Понять что-то про Яшина – тяжело.

– Сложный вопрос. Но вот я приводил две стороны – где-то посередине и есть Яшин.

Он был очень скрытный человек. Мы его и показали таким. Человеком, который в домике. Он не реагировал на внешние жизненные раздражители, а уходил в себя. Прятался в мире. Вот это надо понять. Это же парадоксально: человек имеет такую славу, он мог бы быть кем угодно с другим характером. Иметь бесконечные кабинеты, дачи, машины, квартиры, гонорары. Но – нет. И его скромность проявлялась даже в том, что главной наградой для него была медаль, которую он получил в детстве, когда на заводе работал. Он ее хранил.

Я постарался во сне сделать отсыл к его детству. И вот это детство он на всю жизнь в себе пронес. За три дня до смерти ему вручали медаль Героя соцтруда. Кто-то рассказывал, что Яшин заплакал и сказал: «Зачем мне все это уже надо?». Он же потом был забыт.

– Не кажется, что тогда надо было снимать документальное кино? Сейчас получилась открытка – про слезы и забвение тоже ничего нет. Или мог бы получиться отличный художественный фильм, если снять про отдельный эпизод карьеры. Например, про 1962-1963 год: провал на ЧМ, потом взлет и игру за сборную мира.

– У нас другое построение. Было написано много сценариев. Без утверждения Валентины Тимофеевны этот фильм не мог бы выйти на экраны. Никак. Она утверждала сценарий. Я не читал другие сценарии. Тот вариант, который ко мне попал, уже был утвержден. Она так себе видела.

Валентина Яшина

– И вам понравилось?

– Если бы я писал, я бы писал по-другому. Но я не автор сценария. И работал с тем материалом, который был. Я понимал, что это будет непростая история. Подумал, что мне за нее стоит взяться, чтобы раскрасить другими красками. Там же есть сцены, которых изначально не было: с дворником, например. То есть я пытался показать мир, в котором он жил. Как менялась эпоха, какие были люди. Но я не мог просто переписать сценарий.

Все стадионы в фильме – это графика. Устаревшей она получилась из-за подрядчиков, которые подставили режиссера

– Вы понимаете, какое место фильм займет в истории кино? Какие ожидания?

– Не знаю. Это может быть и очень плохо, и очень хорошо. Развернуться как угодно. Мог ли Лунгин представить, что «Остров» выстрелит? Нет, конечно. Или Кевин Костнер знать, что его «Водный мир» провалится с треском, и он обанкротится? Нет, конечно. Невозможно предсказать.

Я просто старался делать это искренне и честно. Сделать максимум того, что можно сделать при бюджете, который мы имели. Это не бюджет «Движения Вверх» или «Легенды №17». Все гораздо более скромно. И гораздо более сложные задачи. Можно напрячься и снять одну игру, как сняли с 15 камер в «Движении», и потом полгода монтировать. Чудесно, прекрасно. Я им только завидую.

Мы прощальный матч сняли за смену. А парижский футбол, чудовищный по сложности – представьте, что сейчас разденемся до трусов и будем 12 часов на улице стоять под дождем – за три ночи.

– Вы сами перешли к съемкам футбола. Когда я увидел в фильме матч 1950 года, мне было неловко. Это же жуткая компьютерная графика. Трибуны на общем плане – в расфокусе. Когда я играл в FIFA-2005, было то же самое.

– Не секрет, что тех стадионов больше нет.

– Но можно было сделать другую графику. У Козловского бюджет всего на 30 млн больше, но там футбол абсолютно другой.

– У него он современный. И какая графика? Они просто размножили людей на реальном стадионе. Им давали зеленый свет по многим вещам. Снимать современный футбол со всеми примочками – особый кайф. У вас есть натура, фактура, которую можно использовать. И другое дело, когда ты существуешь в виртуальном пространстве. Где я возьму натуру из 50-х? Нигде. 70-е? Нигде. 90-е? Нигде.

Знаете, где снята дверь Яшина в подъезд? Напротив штаба Черноморского флота в Севастополе. Это столовая флота. Весь двор позднего периода достроен графикой. Вид из окна – это все придумано мной с художниками: арки, машины. В реальном дворе сейчас ничего не снимешь. Даже в реальных подъездах на набережных нереально ничего снять. Проблема – даже распарковать оттуда дорогие машины. Жильцы говорят: «Идите нафиг». И никто не поможет – ни мэрия, никто. Это раньше кино любили, сейчас все задрали с этим кино.

В Париж тоже не добрались – его снимали в Пловдиве (Болгария).

– Окей, вам самому было комфортно смотреть рисованные трибуны, как из мультфильма?

– В Париже такого ощущения нет. Разные люди делали графику. Все тоже зависит от человеческих факторов. Я говорю – я бы еще поработал над фильмом.

– Звучит, как будто вы снимаете с себя ответственность.

– Нет, не снимаю. Ответственен за все я. Это факт. Но что было возможно сделать по максимуму – сделали. Все было гораздо хуже. Выкручивали и выруливали ситуацию насколько могли. Например, гораздо хуже было в плане картинки. Мы с этим боролись. Есть же недобросовестные товарищи, которые иногда сильно подставляют.

– Но не до такой степени. У вас выходит фильм, который рекламируют по Первому каналу, который потенциально должна смотреть вся страна – Яшин, юбилей. А получается так, что в первых 10 минутах FIFA-2005.

– Опять же – это видите вы. А кто-то не заметил. Взять Чили. На пресс-конференции в РИА «Новости» одна из журналисток спросила: «А вот когда вы снимали в Чили…». Значит, графика удалась, потому что ни в каком Чили мы не снимали. Это тоже полностью графика – весь стадион. Только зеленая трава из живого. И еще футболисты с боковыми судьями.

– Что еще мне не понравилось в съемках на как бы стадионе: когда камера показывает тренера и помощника, видно, что они стоят на фоне хромакея. Это не реальная арена, не реальная кирпичная стена.

– Не хромакей, павильон. Но опять – вам это понятно, а кому-то – нет. Масса людей, которые на это не обратили внимания. Понятно, что багов можно найти много. Я вам могу найти их в любом голливудском блокбастере. Даже с бюджетами в сотни миллионов долларов. Они есть всегда. От этого никто не застрахован. Вопрос сейчас об эмоциональной составляющей. Поэтому дальше и пошли кульминационные матчи.

– Еще по футболу: финал с Югославией, но его важность никак не объясняется. Вы же изучали архивы, понимали, что там завязаны Тито, Сталин, какая была важность у того матча. Если бы я пошел с человеком, который не знает про тот финал, он бы подумал, что это очередной матч. В фильме игра – не кульминация. Просто все бегают, Понедельник забивает, наши радуются. Почему радуются – непонятно.

– Нет, Озеров объясняет, что на кону первый трофей. В его тексте это есть. Но все разжевывать тоже невозможно. Кому надо – тот полезет и посмотрит. Когда я какой-то фильм смотрю, тоже могу что-то не понимать и не знать. «Однажды в Голливуде» – половина людей не понимает, что происходит. Но там же ничего не объясняется? А у нас выше крыши объясняется – у нас Озеров говорит о том, что это финал, первый чемпионат. Понять, когда это на слуху – в 2008-м какой ажиотаж был и потом на чемпионате мира тоже – можно.

– Я про подоплеку: мы проиграть не можем, против нас югославы, из-за которых за восемь лет до этого разогнали сборную и ЦДКА, через четыре года Бескова снимут за второе место.

– Это не главное. Если про это говорить, то надо вспоминать и Франко, и Испанию, которая вообще отказалась выходить против нас. Тут можно так развернуть.

– В «Движении вверх» смогли.

– А надо ли? Здесь я хотел показать, что это был гладиаторский бой. Жесткая игра, югославы нас практически делали. В какой-то момент все переломилось. Нам удалось это отразить.

– Насколько подробно вы изучали футбольные детали, чтобы избежать ляпов?

– Максимально. Например, раньше судья стоял в штрафной при пенальти. Сейчас он стоит вне штрафной. Раньше боковые арбитры двигались наоборот. Правила по поводу контактности кардинально поменялись. Почему раньше были такие серьезные травмы? Почему Яшин лишился ног? Потому что его трескали, били со страшной силой. И мы показали не только сотрясение, но и как на него напрыгивали, бодались.

– Тогда почему в финале Евро-1960 после 1:1 в основное время команды уходят в раздевалку вместо того, чтобы поменяться сторонами и продолжить?

– Это условность, которая была нам нужна. Мы сознательно на это пошли. Нам нужна была атмосфера внутри команды, которую на стадионе было бы невозможно воссоздать. Мы ушли в невзрачную парижскую раздевалку «Парк де Пренс», который был велодромом с полем посередине. Мы его по фотографиям воссоздавали. И мне надо было, чтобы команда осталась наедине, и произошло общение с Качалиным. Надо было поменять обстановку.

– Выбежавший на поле тренер во время матча в Чили, когда Яшин получил сотрясение. Такого не могло быть. Тренер выбегает и бежит в штрафную?

– Там не только на поле выбегали. На полях творилось смертоубийство. Одному из наших футболистов вообще переломили ногу, бросили за воротами. Потом он умер от саркомы. Если посмотрите чилийскую хронику 1962 года с матчами Италии – по-моему, ее назвали побоищем: сломанные лица, ноги, чуть ли не выбитые глаза.

– Я знаю, что у Яшина на турнире было три сотрясения, и перед игрой штаб звонил в Москву и спрашивал, ставить ли Яшина.

– Поэтому с врачами мог выбежать и тренер. Тут ничего особенного нет. И это вопрос художественного допуска. Думаю, совсем такого не могло не быть.

Это художественное кино. Это все равно вымысел. Говорить о том, что это биография до копейки – нет. Там есть сцены, которых не было в жизни Льва Иваныча. Знакомство с женой было не таким. Но это было сделано осознанно. Там надо было сделать так. Мы согласовывали детали с Валентиной Тимофеевной: если событие теоретически может лечь в характер Яшина или могло произойти с ними, то мы его используем. Если это совсем что-то – что Яшин начал колоться, то это бред. Мы меняли какие-то вещи.

– Понятно, что для кино это надо делать. Но зачем вы упростили речь Качалина в раздевалке в финале Евро? Вы наверняка знали, что там еще присутствовал Старостин, доктор сыграл большую роль, говорились слова про Карфаген, вспоминали историю. У вас Качалин говорит: «Достаньте эту гребанную победу. Ваши имена впишут золотыми буквами в историю мирового футбола». Это же упрощение до примитивного.

– Не совсем. На самом деле люди в такие моменты изъясняются простыми фразами. Это потом уже дописывают, приукрашивают. И получается не очень интересная литература.

– То есть Качалин говорил именно так?

– Мне кажется, что так. По ощущению. Но мы еще пошли на нарушение его образа. Он был сдержанный человек, все про него говорили так. А тут он взрывается. Этот взрыв мне показался любопытным. Ну и всех показать было невозможно. У нас и так чехарда с тренерами: один, второй. Якушин же уехал в «Динамо» Тбилиси, потом его вернули. Все это объяснять – надо было титрами давать ремарки, иначе невозможно. Огромное количество событий.

– А зачем? Почему не показать отдельный эпизод карьеры Яшина? Зачем переносить в фильм Википедию?

– Такой сценарий утвердила Валентина Яшина. Тут куда ты можешь деться? Есть данность, на которую я не могу повлиять. Другое дело – когда я создаю кино от и до. Как «Осовец: атака мертвецов» – посмотрите на ютубе. 23 минуты. Больше шести миллионов просмотров. Там я писал сценарий, продюсировал, был режиссером и все делал. Там я отвечу за любую вещь.

Данность сегодняшнего мира такова, что мы не в Советском Союзе, когда режиссер отвечал за все. Здесь есть нюансы – смотри пункт договора. У продюсеров обязательства, что нельзя вносить правки. То есть и я не могу это делать. Хотя были бурные обсуждения – что, думаете сценарии по комнате не летали? Многие узнали много новых слов.

– Давайте спрошу о том, за что вы точно отвечаете: сцена первой встречи Яшина и Валентины. Чем часто отличается хорошее кино от плохого: в хорошем кино не нужно пояснять, что между персонажами происходит химия. В плохом – показано так, как было здесь: они встретились, начинает играть лирическая музыка, слоу-мо, камера поочередно заглядывает в их глаза. Все понимают: он встретил любовь всей жизни. Это уровень кооперативного кино с Михаилом Кокшеновым или Сарика Андреасяна.  

– Да нет. Он идет просто мимо. Прилетает снежок, он обращает внимание на девушку. Он ее видит, она видит его.

– Не хватает только купидончиков.

– Я не считаю, что это плохо. Можно по-разному. Мне показалось, что здесь прекрасный портрет Юли Хлыниной – она такая, прямо из той эпохи. Такими открытыми глазами смотрит. Я где-то сознательно сделал это чуть более примитивно, чем можно.

– Именно примитивно.

– Но я пытался апеллировать к той эпохе, когда это было таким образом, так воспринималось. И люди старшего поколения такой вопрос бы не задали. Мне шестой десяток пошел, я помню СССР. Может, навеяло оттуда?

Я работал в советской эпохе. Она по-разному создается. В «Высоцком» оператор Гринякин нашел где-то старые камеры и объективы и снимал на черт знает что, на что уже никогда не снимают, чтобы добиться эффекта. У него где-то кадр дрожит, иногда кажется, что это брак, примитив. Но он сознательно его закладывал, чтобы передать ту эпоху и атмосферу. И у меня желание возникло сделать это так просто, потому что это и было просто.

Я не считаю, что это плохо. Просто это по-другому. Для кого-то и «Профессия репортер» и «Фотоувеличение» Антониони – плохое кино. А для кого-то плохое кино – хорошее, кассы собирает.

– Можно не собирать кассы, как «Француз» Андрея Смирнова. Он про то же время, что и у вас, но там веришь, потому что нет наигранности. Француз встречает свою балерину, но это происходит естественно, как в жизни.

– Здесь они тоже встретились естественно. Просто я сделал акцент на этом. Эпохи скачут – и мне нужно было сделать акцент на этом, потому что дальше мы сразу видим их отношения.

– Да, в следующий раз мы видим Валентину, когда Лев ждет ее с цветами.

– А мне надо было, чтобы Валентину запомнили. Мы на нее в той сцене смотрим его глазами.

– Другая сцена, которая отличает плохое кино: Яшина выпустили на замену. Он стоит в воротах, нет никакого звука, кроме звука биения его сердца. Это же дешевый эффект.

– Почему вам так кажется?

– Я сравниваю с большими фильмами. Там, если человеку плохо, если он волнуется, мы видим это по его реакции, мимике. Нам не нужны дополнительные звуки. И получается отлично.

– У нас тоже есть мимика, реакция, он не знает, куда руки деть. Просто когда человек сильно нервничает, бывает такой эффект. Перестаешь внятно реагировать, кровь стучит в ушах. Я хотел показать его внутреннее состояние.

– Не считаете, что во многих сценах актеры переигрывают? Если крупный план на стадионе, то в нем как будто школьникам дали задание: обсудите что-то. Выглядит неестественно.

– Посмотрите на стадионе вокруг. Там люди такие вещи выкаблучивают, что если бы я вставил их в кино, даже не знаю, что бы вы сказали. Реальность богаче любого воображения. Что происходит в фильме – я не считаю, что это перебор. Мне недавно прислали хоум-видео – как кто-то просто камеру поставил в Италии на кухне. Играли «Наполи» и «Ювентус». Что там отец семейства делал – просто цирк с Олегом Поповым. Он трахает ногу, прыгает, головой о стену бьется, стулья пытается сломать. Я сам на стадионах много провел в свое время – наблюдал разных персонажей.

В фильме нет постельных сцен – это тоже требование семьи. Даже намек на подобный эпизод возмутил внука Яшина

– Отношения с Валентиной – почему Яшин постоянно тащит ее в ЗАГС?

– Вы странный человек – не чувствуете ту эпоху. А как по-другому?

– До свадьбы ни-ни?

– Конечно. Все через ЗАГС. Это была совсем другая жизнь. Я застал Советский Союз и помню конкретные вещи. Тогда можно было загреметь за анекдот, не ту книжку, если крест надел в школу. Моего отца крестили тайно в закрытом храме с замком снаружи. Жрать было нечего часто. Мизерные суточные. Помню, у меня отец ездил за границу в командировки, мать ему зашивала в подкладку пальто сраные 100 долларов, чтобы он мог привезти джинсы. Дикость? Да, но сейчас об этом не задумываются.  

– Я не помню, когда последний раз смотрел фильм, где не было бы постельной сцены. Ваш – первый. Был намек у стога сена, но камера ушла в закат. Тоже требование Яшиной?

– Этой сцены вообще не было в фильме. Мы с продюсером ее внедрили. И то – я не знаю, как Валентина Тимофеевна отнеслась. Потому что когда внук посмотрел, схватился за голову: «Что это такое? Зачем?». А мне нужно было показать их человеческие отношения. Сделали деликатно, обойдя острые углы.

Семья, которая была на премьере, нормально приняла. Дочь проплакала все кино. Написала, что попала туда, как будто отца увидела.

Дочь вратаря Ирина Фролова и внук Василий Фролов

– Вот и получился фильм для семьи. Как в «Ельцин Центре» крутят про Бориса Николаевича.

– Не думаю, что совсем для семьи. Без них никуда. Но понимаю вас.

– Кто вел переговоры с семьей?

– В основном продюсеры. Но и мы встречались. Я узнавал у Яшиной детали, которые были нужны для работы. Брал у нее игрушку-льва, есть даже реальные фотографии Льва Ивановича с этим Львом. Он был весь истрепан уже, с оторванными ушами. Мы его отреставрировали, сняли, обратно вернули.

Когда попадаешь к Яшишу домой, то оказываешься в 90-х. После его смерти, возможно, ни ремонт не делался, ничего – ковры, награды. То, что вы видели на экране – квартира так и выглядит. Мы почти полностью ее восстановили в павильоне.

– Квартира на «Динамо», стадион – там же или «Лужники». Почему в какой-то момент появляется вид Патриарших прудов с коптера?

– В этот момент идет переход с зимы на лето. Просто вид Москвы, чисто атмосферная вещь. Сейчас снять нормальную Москву нереально. Мы нашли Патриаршие, хотя затерли половину современной Москвы. И Париж затирали – башню «Монпарнас». Так что по графике колоссальная работа, и баги неизбежны.

Просто на всех мил не будешь. Я делаю то, что делаю. А дальше кто захочет что-то узнать – полезет и узнает новое.

До премьеры фильм не показывали консультантам из футбола. Экспертами были только внук Яшина и преемник вратаря – Пильгуй

– Если вас спросят о чем фильм – о чем?

– Скорее, о ком. Во-первых, это фильм о любви. Во-вторых, о простом русском человеке советских времен, который падал, вставал, поднимался, шел дальше. При этом переживал все внутри себя. Он почему так рано ушел – он внутри сгорел. Человек, который все внутри себя переживает, ему сложнее. Это он нес до конца, не жаловался. Хотя перед ним все двери мира открывались. Одно имя «Яшин» давало допуск до тела Пеле.

– Вы сказали, что падал, вставал и шел дальше. Но у вас как – 1962 год, ему прокалывают колеса, бьют окно, расписывают подъезд. Следом – матч на «Уэмбли» за сборную мира. Но был период, когда он бросил футбол, Бесков пытался заманить его в сборную, шли переговоры. У вас не показан переход из низшей точки к высшей. Получается, как новеллы – разные режиссеры сняли, потом все смонтировали в правильном порядке – вышел фильм.

– В фильме есть период его отъезда на дачу, как он играет с мальчишками. Мне кажется, это намного интереснее, чем какие-то переговоры с Бесковым.

– Так это же целая драма! Как он уговаривал, Яшин вернулся сборную, допустил ошибку, но про него снова стали писать плохо в газетах.

– Я понимаю, но у нас следующая веха похожая – как он находил общий язык с молодежью – дублем. Как становился душой любого коллектива, сам за мячами ходил.

– В этом нет драмы, он все воспринимает с одним и тем же лицом.

– О том я и говорю – в этом парадокс. Он не корчит физиономию, не пытается показать, как ему плохо. Он перерождается и дальше живет, внешне не меняясь. Он всегда был открытым, позитивным и добрым человеком.

– В титрах указана особая благодарность Владимиру Пильгую. Почему?

– Он был консультантом. Рассказывал, подсказывал, какой был Яшин. Кроме семьи, которой все понравилось, которая сказала больше спасибо, все динамовские ветераны и Пильгуй – преемник Яшина, сказали, что все достоверно и удалось передать характер Яшина.

– А что для вас важнее – когда семья говорит, что удалось передать характер, и вы не отбиваете бюджет совсем, или поругаться с семьей, но собрать больше миллиарда?

– Важнее первое, как для человека.

– Для человека – да. А как для творца?

– Это кино не только для семьи. Есть другие люди, которые написали, сказали, что нашли те вещи, которые для себя искали. Думаю, кино найдет своего зрителя. У меня были проблемы и с «Первым после Бога». Когда он вышел, все тоже что-то говорили, Гоблин стебал по полной программе. Но каждый год его показывают, фильм только набирает популярность. Возможно, у этого кино будет такая же судьба. Этот фильм будут пересматривать и анализировать.

– Как вы относитесь к критике?

– Товарищ-режиссер сказал, что хороший критик – мертвый критик. Критики делают свою работу, им надо свой хлеб отбивать. Хвалебные рецензии никому не интересны. А если простебали, то и лайков больше получишь. Или как с «Матильдой» был сумасшедший скандал, раздули событие, которое выеденного яйца не стоит, повода не было. Но понятно, чего шумели – чтобы раскачать историю. Зрители шли на фильм из-за шума. Мы таким путем не идем, мы все по-честному.

– Кто был консультантом, кроме Пильгуя? Может, вы кому-то показывали фильм, как Козловский – Слуцкому, комментаторам?

– Василий Фролов (внук Льва Яшина), конечно, много помогал. Он расспрашивал ветеранов, все истории с правилами от него приходили. Он был и дублером, ставил технику Саше Фокину, который играл его деда – показывал, как Яшин бросал рукой, как прыгал. Саше было непросто, но он держался. После парижского матча две недели лежал с синяками, все отбил.

В неделю у актеров-игроков было по две тренировке. У нас огромное количество их на поле. Не все прямо футболисты – много актеров, но кто-то из них играет по любителям. 

Мы садились, разбирали каждую сцену, что там могло быть. Василий делал акцент, что футбол был другой: ни подкатов, ни финтов. И это проблема: показать футбол зрелищно, но без всего этого, он был примитивным. Схемы другие, игроки на поле располагались по-другому: дубль-вэ.

– Но прямо консультантов из футбола не было?

– А смысл? Каких советов они бы дали? Мы пересмотрели кино до дыр. Мне даже делали компьютерную схему, как забивали мячи. С разных точек смотрели. Гол, который забили Яшину в Чили, тренировали неделями. Но даже профессиональные футболисты не могли его повторить. Пришлось на графике рисовать, потому что мы так и не добились подобного удара. Там залетело что-то сумасшедшее.

– Я правильно понимаю, что основные деньги на фильм дали «ВТБ» и Усманов, которых просил Степашин (важный госдеятель эпохи Ельцина, бывший председатель счетной палаты, болельщик «Динамо» – Sports.ru) ?

– Не знаю. Этот вопрос надо адресовать к продюсерам. Но Степашину понравилось. Сказал, что будет разговаривать по поводу того, что нас так долго гнобили. Нам же долго не выделяли финансирование.

Перед Чигинским над фильмом работал другой режиссер. Перед ним – еще один, который снимал тизер 

– После часа разговора мне вас жалко. С графикой кто-то накосячил, с деньгами зажимали, дали сценарий, который не нравится.

– Не могу сказать, что не нравится. Там есть хорошие вещи. Мы придумывали что-то.

– Но у вас не было свободы действий. Вы могли отказаться, но не стали.

– Есть такая поговорка: «Кто, если не я?». Я футбольный болельщик с серьезным стажем. В футболе разбираюсь неплохо. Историю футбола знаю. И когда мы с Василием Фроловым встретились, он очень просил, чтобы я делал фильм. Начинал-то другой человек, был отснят в том числе футбольный материал, который пришлось переснимать. Но что-то и оставили – все было переснять невозможно.

В условиях, которые были представлены, вряд ли кто-то смог бы работать. Когда я пришел, был нащупан стиль, какие-то актеры: Фокин, Хлынина, Гуськов. Менять их не могли, но и слава богу.

– Как много фильмов про футбол посмотрели до того, как начать съемки?

– Все. Фильмов 25-30. Больше всего поразил «Элено». Про бразильского футболиста. Он сошел с ума и ел статьи про себя. На машине приезжал на поле. Там начало, что он сидит в дурке и вспоминает жизнь. И ему становится хуже и хуже.

Смотрел и «Проклятый Юнайтед», и просто «Юнайтед» – про команду, которая разбилась в 1958-м. Наблюдал, как обходились с декорациями, снимали футбол.

Финал Евро-1960 в Париже смотрел не один раз. Оттуда пришли комбинации. Яшин взял, бросил мяч, пошел пас с Нетто на Метревели, он на Бубукина, Бубукин перевел на другой фланг на Месхи, а Месхи подал в центр на Понедельника. Понедельник забил головой. Эту комбинацию Качалин мелом отрисовывал у нас в фильме. А когда я смотрел матч, обратил внимание, что она три раза повторялась. На третий раз – залетело.

Югославы нас драли по-черному. Шекуларац разрывал всех. А Яшин потом за них пил, говорил: «Неплохо играли – не хуже нас». Это такие небольшие моменты, но их надо вылавливать. Это же характеризует героя.

– А как технически вы снимали футбол? Козловский придумывал свои механизмы, которых больше нет нигде в мире.

– У нас тоже были приспособления. Я хотел использовать камеру «Паук», в итоге это оказалось нереализуемо. Бюджет не позволил, все-таки существовали ограничения с учетом серьезного постпродакшена.

Я не могу сказать, что счастлив. Нет предела совершенству. Можно было что-то сделать и снять по-другому. Но в рамках того, что мы имели, мы сделали все возможное. За смену мы сняли прощальный матч. А с югославами – за три ночи. Можно было снимать и по два кадра в день, но у кого есть такая роскошь?

С точки зрения массового зрителя получилось бы привлекательнее. Но фильмы бывают и другие. В этом и кайф – чтобы было разнообразие. Не скажу, что у нас скучно. Вот последний фильм Германа-старшего вы видели? Я там заснул, хотя человек снимал долго.

– Я слышал, что перед вами на «Яшине» работали три режиссера.

– Первый – Паша Пархоменко, но с ним сняли только тизер, чтобы презентовать куда-то. Он делал «Гагарина», он художник-постановщик изначально. Его сложно назвать режиссером фильма. Второй – Эльдар Салаватов – не нашел общего языка с продюсером. Он есть в титрах, как режиссер первого блока.

– Что от него осталось?

– Ряд сцен. Те, что удачные. Но с футболом была беда. Он был бессмысленный и беспощадный. Непонятно, что на поле происходит. Люди бегают и бегают, а логики ноль. Футбольные сцены надо выстраивать, понимать, что происходит, задачу. Потом разложить на схему: кто, откуда и для чего бежит, чтобы имелась логика. Потом понять, откуда снимаем – направления. Потом мы сидели с Фроловым и раскадровывали – где ноги, где – крупно, где – голова.

Футбольное поле – объемный кусок, с камерой оператор не побежит расстояние от ворот до ворот. Это не баскетбол, где ты в тепле. Это натура. Из-за этого возникали сложности: у актера, который играл Чохелия, оказалась аллергия на холод. Он просто окочурился – приезжала скорая помощь, обкалывала его.

– Как вы возникли в этой истории?

– Мне позвонили продюсеры. Сказали: «Приезжай».

Я прочитал сценарий, посмотрел материал, пообщался с людьми. И согласился. Понимал, что предстоит. Но опять: кто, если не я? Нашлись бы люди, но была бы чехарда с режиссерами и дальше.

Чигинский болеет за «Зенит» с 1984 года. С выезда в Баку он добирался без денег на электричках и в кабине машиниста

– Вы были болельщиком?

– Я болею и сейчас. Вот вчера болел за «Зенит». Я из Питера, за команду с 1984 года. Тогда еще «Виража» не было, были 33, 54 и 47 сектора.

Просто пригласили на стадион Кирова. 72 тысячи человек, 2 мая. «Зенит» – «Динамо» Киев. «Зенит» выиграл 2:0 у Блохина и кого только можно. Я заразился атмосферой и даже ездил на выезды. Так что это не новомодная тема. Я начал еще до чемпионства.

Сейчас хочу снять художественную историю про «Зенит». Про чемпионство-1984, про Садырина. Готовлю презентацию, сценарий. Параллельно делаю докудраму про генерала Рослого, неизвестного героя Второй мировой. Про него никто ничего не знает, а он первым прорвал линию Маннергейма, не пустил на Кавказе Клейста к Баку и нефти, обеспечил этим победу в Сталинградской битве. Брал Берлин, первым Шпрее форсировал и взял Рейхсканцелярию.

Или посмотрите мой «Осовец». Но Первая мировая – дорогое удовольствие. Любая вещь – это антиквариат. По Второй мировой много всего есть – оружие, форма. А по Первой ничего нет – приходилось шить, доставать.

– Про войну и футбол – самый экстремальный выезд за «Зенит»?

– Баку. Я сбежал из дома. Родителям сказал, что поехал на дачу. Нас было 26. Туда прилетели на самолете. Был отдельный сектор. В нас дружелюбные хозяева кидали камушками. Хорошо, что счет 1:1, иначе нас бы убили. Дальше под прикрытием милиции куда-то вывели. Мы пытались вылететь, но оказалось, что билетов нет никуда на месяц вперед. Надо было как-то переночевать. Ломанулись в гостиницу, где ночевал «Зенит». Нашли номер Садырина, вломились к нему. Сказали: «Павел Федорович, не поможете с номером?». Он деликатно извинился и сказал, что нет.

После чего мы сели на поезд Тегеран – Баку – Москва. Последние 10 рублей я проел в Махачкале. Оттуда возвращался без копейки. До Москвы спокойно доехали в плацкарте. В Москве перешли с Курского до Ленинградского вокзала. Дальше на собаках доехали до Твери. Там вписались в паровоз. Прямо внутрь к машинисту тепловоза.

– Все 26 вписались?

– Нет. Кого-то ссадили с поезда в Ростове. Добирались уже в человек пять.

«Зенит»-1984

– Застали драки фанатов?

– В основном были столкновения с милицией. Она нас догоняла. Мы же еще хулиганили – брали ленты из кассовых аппаратов, закидывали их как серпантин. Файеров не было, но использовали кричалки, флаги самодельные, шарфы.

– Как относились к «Динамо»?

– Нормально, ровно.

– Разве у «Зенита» нет ненависти еще с тех времен, которая вылилась в баннер про Яшина?

– Это делают подонки. Уродов хватает везде. Кстати, баннер тоже повлиял на то, что я согласился снять фильм. Как извинение перед Львом Иванычем от лица «Зенита». Ну это просто за гранью, такие вещи…

Хотя я недавно встречался с фанатским движением Питера. Как раз на предмет фильма про «Зенит». Общался, чтобы меня поддержало фанатское движение. Про то, что я снял о «Яшине» они знают – нормально отнеслись. Нормальные люди, но расистские выходки – это недопустимо.

– Когда вы перестали болеть за «Зенит»?

– Я перестал быть фанатом. Как в армию ушел – не до этого, работать стал. Сейчас футбол смотрю весь. Не только наш. И болею за него: смотрел матч «Динамо» – «Краснодар». С Шуниным познакомился на пресс-конференции. Сегодня буду за «Краснодар» болеть против «Базеля». В еврокубках – за все наши клубы.

Помню, 1988 год, армия, пустыня Мары, Туркменистан. Там же ни воды, ни электричества. А я еще служил на точке – это воинская часть на 15 человек, домик в пустыне. Обслуживали РСДН – радиосистему дальней навигации. По ней наши бомбили в Афгане. Заводили АБэшку – агрегат бензиновый. И всей частью смотрели СССР – Англия, финал с Голландией.

Чигинский до сих пор снимает рекламу – за нее платят больше, чем за кино. А однажды на ее съемках в лесу от него убежал медведь

– Когда вы переехали из Питера в Москву?

– В 1990-м. Поступил во ВГИК.

– Если открыть ваш профиль, то первый полнометражный фильм – 2005 год. Что вы делали все это время с 1990-го?

– Работал на телевидении, рекламу снимал. Везде – во всех продакшенах Москвы, Киева, Питера. У меня больше тысячи рекламных роликов. Время было такое – в 90-е кино никто не делал. Снял «Я иду искать» – дипломную работу, и это была единственная картина, которую в тот момент делали на «Ленфильме».

Пошел на телевидение – в программу «Профессионал», которая об искусстве, компьютерных технологиях, актерах дубляжа. Снимал эпизоды про Феллини, Тонино Гуэрру, Антониони. Потом началась история с «Денди» – то, что запускал Супонев с Сеней Фурманом. Потом снимал «ПоМоде» – про моду, все эти парижские от кутюр и прет-а-порте. Короче, снял больше 500 полноценных программ от пяти минут до часовых.

Долго искал сценарий для фильма – Леонард Толстой из Екатеринбурга написал мне, и я снял «Красный Стрептоцид». Денег до полного метра немного не хватило, получилась короткометражка. Получил за нее «Сталкера» за лучший дебют. Потом были «Зеркальные войны», «Первый после Бога».

Во, кстати, моя реклама сейчас идет (на экране в этот момент показывали рекламу «Колдакта» – Sports.ru). В Минске недавно снимал.

– То есть вы продолжаете снимать рекламу до сих пор?

– Конечно.

А в 90-е вообще так рассекали. Криминала было дикое количество. Некий продюсер со мной работал. Потом выяснилось, что он страшный аферюга. Мне звонили следователи, его на семь лет закрыли.

– Но вы деньги получили?

– Да. У меня нет к нему претензий, он других людей киданул. «Майский чай» кинул. Разводил людей как кроликов. Суть в том, что начал называться моей фамилией и получать у разных клиентов бабло. Мы с ним сначала снимали батарейки «Варта», «Самсунг» или что-то еще. Я не знал, что он криминальный элемент. Он давал деньги, я на них снимал, часть он забирал себе.

Проходит время – он пропал с горизонта. Мне звонит следователь и говорит: «Не могли бы подъехать в «Бутырку»? Такой-то человек у нас». Я приехал. Спрашивают, есть ли претензии. Я ответил, что нет. «А он вашим именем назывался и везде деньги брал. У «Майского чая», у других». То есть просто забирал деньги у компаний и скрывался, надеясь, что выйдут на меня.

Лет через шесть в 2004-м раздается звонок: «Василий, это я. Ты где?» – «В Киеве» – «Я завтра подъеду». Откинулся. Но больше я его не видел.

– Ваша самая известная реклама?

– Столько всего было: Партия любителей пива или когда девять Долиных на экране ходило. Первый раз на моушн-контроле снимал.

С животными запоминается. Были ролики Savage с медведями – куртки, пуховики. При этом за окном лето. А заказ такой, что надо показать зиму. Поехали на Новую Ригу, нашли место, девственные леса. С нами медведи, дрессировщики. Понятно, что застелили белые простыни, нашли елки, чтобы листьев не было. Смешно, что как бы из под снега кузнечики выпрыгивали, пчелки вылетали. И медведь в наморднике с тремя здоровыми дрессировщиками ходил.

Сюжет такой, что мужик в куртке падает, спотыкается, поднимает голову – перед ним медведь. Мы сняли дубль. Я говорю: «Ну а как же он в лесу в наморднике? Снимайте». Сняли намордник. Говорю: «А ошейник?» – «Его очень сложно ловить, не можете как-то затереть?». А у нас нет денег на лишнюю графику. Они сняли.

Дальше по плану нужен кадр, как медведь в красной куртке уходит в лес на двух ногах, а дрессировщики уже за кадром его там ловят. Сняли дубль. Потом второй. На третий слышу крики, вопли, рев. Мужики выбегают: у одного нос разбит, другой за руку держится. «Он сбежал, сука! Сбежал, падла». Я выглядываю из-за елок: по летнему лесу идет медведь в куртке. И выходит на бабушек. Снова крики, вопли. А дальше там поселок. Мы представляем, что сейчас медведь на двух ногах в куртке выйдет в поселок. Все в шоке!

Дрессировщики прыгают в свой УАЗик, вдруг я смотрю, что из заднего окошка УАЗика выглядывает еще один медведь. Дублер. То есть один идет в куртке по лесу, другой сидит в машине. Такой сюр! Но поймали.

Через полгода снова туда приехали. Вторую серию снимать. Но уже в синей куртке.

– За рекламу хорошо платят?

– Слава богу. За рекламу как раз и платят.

– Для чего тогда фильмы?

– Я все же режиссер. Просто я кино люблю. Многие киношные режиссеры даже на западе снимают рекламу. В рекламе есть бюджеты на реализацию идей.

– Если прямо сейчас сюда выйдет директор «Иль Патио» и попросит снять рекламу, сколько денег вы попросите?

– От сценария зависит. В среднем ролик стоит от трех миллионов рублей. Очень простенький. Дальше есть и 6 млн, и 10, и 20.

– Сколько вам идет из трех миллионов?

– Порядка 10%.

– И снимается за два дня?

– Можно и за день. Но понятно, что есть подготовительный период, раскадровка, тритменты. Потом постпродакшен.

– В месяц можно снять пять таких реклам?

– Можно и 10. Без потери в качестве. Уже привычно. Я в кино с 1986 года, рекламу снимаю с 1990-го.

– Реклама – 300 тысяч за простой ролик. Какой прайс за фильм?

– Фильм – это договорная вещь. Там таких денег не платят. И опять же – 10% в рекламе, но можно и больше. А могу и бесплатно снять.

– Яшина не бесплатно снимали?

– Не совсем. Но думаю, значительно ниже рыночной стоимости. Да и сколько времени прошло: я начал работать над фильмом в 2016 году. Сейчас почти 2020 год.

– Мегердичев говорил, что если разделить все на месяца, то получится 200 тысяч в месяц. У вас меньше?

– Гораздо. Даже считать боюсь.

– Куда ушли все деньги? 360 млн потратили на фильм!

– Так актеров столько, все стоят денег. Футболисты – это не массовка. Кто тебе будет бегать за три тысячи рублей? Они ходили на тренировки, получали за это деньги. На каждого еще надо пошить по форме, каждого загримировать. Это тысяча человек.

Деньги все на экране. Это кажется, что садишься – а где же деньги? Но начинаешь вспоминать – и все получается.

Сейчас вот снимал ролик для компании «А101». Там вообще ничего не надо было снимать. Шесть кадров. Но пока протянули с договором, ушел световой день, нужен генератор, пара приборов. Дальше – людей кормить надо? Надо. Плюс доставить, транспорт – а снимали Домодедово. Когда закончим, куда ты их после смены отправишь? В Москву четыре часа добираться? Значит требуется гостиница. Получается уже командировка.

А в фильме снимали и за границей. Посмотрите, сколько людей в болгарской группе. Вся оплата шла в валюте. Снимаем не на одну камеру – три-пять. Значит операторы нужны. Бюджет должен был быть в два раза больше по уму.

И дорога ложка к обеду. Когда тот же Минкульт дает деньги, когда ты уже все снял – ну и? Что толку, если лучше вложиться в съемку?

Почему молодые сейчас не могут смотреть старые фильмы? Вот «Фотоувеличение»  Антониони. Удивительный, философский, Тонино Гуэрра писал сценарий. Его очень сложно смотреть сейчас, даже мне, когда пересматриваю. Сейчас же все настолько намельканно: в 90-е мы рекламные ролики на минуту снимали. Потом 45 секунд, потом 30. Сейчас 15 и 10, но выходим на формат 6 – прероллы. Вот куда мы cкатываемся. Как в анекдоте про семью карликов, где дочка-карлица привела жениха-карлика. И отец говорит: «Так мы скоро и до мышей ########».

Вот это все мешает разглядеть что-то настоящее. В фильме «Профессия – репортер» такое же – т-а-а-а-к все неспешно. Людям сложно и Бергмана смотреть. Посмотри «Земляничную поляну». С ума сойдешь! Современный человек не сможет, а это классика мирового кино. Хотя скажут, что отстой.

– Многим и Звягинцева тяжело смотреть – шелест листьев на три минуты. Но там актеры играют правдиво. А здесь Кравченко, как будто в тельняшке вышел и в берете из «Братанов».

– Хомич именно такой и был. Он был дворовый хулиган, брутальный, грубый мужлан. Кравченко его еще интеллигентом сделал. Это правда, что, я буду из него делать аристократа?

У нас ничего из пальца не высосано. В «Движении вверх» высосали.

– Три лучших фильма, которые поразили вас за последние несколько лет?

– «Ничего хорошего в отеле «Эль Рояль». Финал разочаровал, но начало фантастическое. По уровню стилизации, света, интерьеров, фишек, как отель поделен пополам. С хорошим юмором и вкусом сделано.

«Бердмэн».

«Однажды в Голливуде», хотя в середине был провис, когда я заснул.

«Отель «Гранд Будапешт» – неожиданная работа.

Последняя работа Коэнов – «Баллада Скраггса».

Российского мало смотрел. «Салют-7» понравился. «Время первых» – гораздо меньше.

Еще фэнтези, где Хамакада играет – «Черновик» по Лукьяненко. Идея безумно понравилась, есть интересные моменты, но не понял.

Первая картина Звягинцева «Возвращение» – это очень хорошо. Никаких вопросов нет. Все идеально – один из наших лучших фильмов. Дальше они есть. Дальше я не испытал такого кайфа. Нет той искры.

Люблю пересматривать старые вещи: Бондарчука, Данелию.

– Когда вы сказали, что «Яшин» должен настояться, мне это напомнило Никиту Михалкова. Как вы относитесь к «Утомленным солнцем-2»?

– Хорошо. Я понимаю, о чем он говорил. Объяснить сложно, можно почувствовать.

Что там показано – это все документальные факты. Реальность настолько богата, что любой вымысел меркнет. Там можно было еще много чего крутого показать.

И Михалков собирал реальные воспоминание фронтовиков, письма. Он просил их написать. Там сознание меркнет от того, что могло быть и что происходило.

Когда я снимал кино про Блокаду, я такое узнал. Ты знаешь, что в Ленинграде 40 тысяч людоедов официально расстреляно? Это те, кого поймали. А остальных – раз в 10 больше. Мама входит в церковную двадцатку Казанского собора. К батюшке приходят старые бабушки исповедоваться. Он рассказывает, что они до сих пор говорят, как своих детей съели. А мы говорим про Михалкова, что у него немец срал с самолета. Если сейчас рассказать, как это было по-настоящему, все вообще ######. Просто прозреют.

Люди жрали червивые грибы. Свет выключали, чтобы червей не видеть. Или «Линия Ватена», которую построил Гитлер от Пскова до Черного моря. Там люди переходили реки вброд по трупам, и у них была одна винтовка на 10 человек. И с палками шли – надо же чем-то херачить в окопе, если дойдешь.

А про Финскую войну у нас кто-то пишет? Ты знаешь, сколько мы там потеряли? 500 тысяч. Дивизиями финны нас отстреливали. Закоченелые трупы лежали и до сих пор лежат.

У нас просто об этом не говорят. А люди отказываются верить даже в менее жесткие вещи… У нас сейчас век ТАКОЙ – наблатыкались по верхам тонким слоем. Вроде знают, но копни – ничего не знают. Про Первую мировую – вообще досвидос. Мне пишут: «Почему у вас погоны, их же в 1943-м ввели?». Никто не знает, что они были в царской армии, что их большевики в 1917-м отменили.

Чигинский снимал рекламу для канала Зеленского, а теперь находится в списке «Миротворца». Запрет въезда на Украину случился из-за «Яшина»

– Главная байка со съемок «Яшина»?

– Военный аэропорт в Подмосковье, где снимали прилет сборной из Парижа. У нас не было договоренностей, чтобы запустили двигатели. А мне надо было, чтобы он двигался. Я подговорил пилотов и персонал. Они говорят: «Нальешь?» – «Конечно». Тут же послал людей. Мне принесли вискарь, пиво. Они запустили самолет.

После этого был чудовищный скандал. Нам выставили счет за использование топлива. Продюсеры сказали: «Мы так не договаривались, мы платить за это не будем». Кое-как оттуда уехали, какую-то газонокосилку им подарили. Хотели доснимать, но уже больше на аэродром не попали.

На другом проекте – «Морской патруль-2» – в Анапе выбрали натуру – отделение милиции. Для эпизода в него надо открыть дверь. Нам говорят: «Открыть – три тысячи рублей». Дали их. Сняли. Подходят: «А теперь закрыть – еще три тысячи».

Как-то снимали рекламу Веселого молочника. И в Португалии, и в Словении, и в Новой Зеландии. С Новой Зеландией вообще была жуткая история. Актера агентство почему-то выбрало из Екатеринбурга. Приезжаю в «Домодедово», стоят мои смурные товарищи: «Ты видел главного героя? Вон стоит».

Подхожу к нему: представь молоток для мяса. И будто его по лицу били минут 20 этой хренью. Просто фарш, а не лицо. из фильма ужасов. Говорю: «Что с тобой, дружище?». Он начал рассказывать про аллергию на грим.

Возвращаюсь к своим: «Не летим?» – «Как? Нам надо лететь». Летели 30 часов: два перелета по 12, посадка. Встречает местный продакшен. Когда они увидели нашего Молочника, то подумали, что мы ку-ку. Тащить за 25 тысяч километров вот это… Спрашивают: «Это кто?» – «Наш герой» – «Как вы его собираетесь снимать?» – «Мы не знаем».

Наняли какой-то салон красоты. Лечили его несколько дней. Заштукатурили слоем грима. Более-менее сделали. Но все равно были в шоке.

Еще нас постоянно пытались вытолкать на съемки в плохую погоду, чтобы мы заплатили за съемочный день. Если ты выходишь, то должен оплатить. И приходил чувак: «Я маури, я местный. Я чувствую погоду. Завтра будет хорошая». Мы брали распечатку в порту: «Чувак, завтра шторм» – «Я маури, я общаюсь с лесами, волнами, горами». Конечно, на следующий день – шторм. И то же самое через день. А он постоянно приходил и говорил, что все наладится.

Другая особенность Новой Зеландии: у них не наливают – в 4-5 часов дня прекращают продавать алкоголь. Мы зашли в кафе, сели. Нам говорят: «Вы не можете здесь сесть. По закону Новой Зеландии вы должны позвонить и заказать столик» – «Да у вас свободные есть» – «Нет, надо звонить, вот телефон». Позвонили, заказали, тут же сели за этот стол.

Решили выпить из-за нервов. Принесли дабл-виски. Налито на дне. «Что это?» – «Дабл-виски, 40 грамм. По законам Новой Зеландии». И вот это «По законам Новой Зеландии» меня преследовало постоянно. Спрашивал: «А можно сделать дабл-дабл?» – «Нет, по законам Новой Зеландии нельзя».

Я выпил. Заказал еще. Потом еще. Но мне сказали: «Я вам больше не налью, вы уже пьяный» – «Я выпил 80 грамм, какой пьяный» – «По законам Новой Зеландии…».

Кое-как отсняли. Ехали туда за зеленой травой, а там все уже выцвело.

– Слышал, что сейчас мировая столица рекламы – Киев.

– Да, но туда не езжу. Я в списке «Миротворца». Первый блок «Яшина» снимали в Крыму, а в титрах стоит, что я режиссер. И до свидания.

– Но вы же не были в Крыму.

– Они по статьям подумали, что был. Я не пытался въезжать, но мне сказали, что в аэропорту развернут, если я есть на сайте. А я – на сайте.

Володя, интересно, вычеркнет? Я его поздравил, когда он стал президентом.

– Кто-кто?

– Зеленский. Мы с ним снимали для канала «1+1» рекламу. У нас много общих знакомых. Мой оператор Слава Лазарев вообще дружбанит с ним. Но сейчас ему не до нас.

– Он вам ответил на поздравление?

– Нет, конечно. У него вал такого. Но он получил и прочитал. Очень оригинально – Зеленский! Тогда он был заказчиком как креативный директор канала. Нормальный, открытый человек. Встретились, все обсудили.

Вышел фильм «Лев Яшин. Вратарь моей мечты». Великий голкипер в нем – бездушная машина по отбиванию ударов

Фото: facebook.com/vasily.chiginskiy; kinopoisk.ru; imdb.com; vk.com/fcdm_official; museum.fc-zenit.ru/Вячеслав Евдокимов; globallookpress.com/Komsomolskaya Pravda/Global Look Press; РИА Новости/Александр Вильф, Дмитрий Донской

Источник: www.sports.ru