Россия – Запад. С украинским тире.
И с Китаем в подкорке
Вдумчивое внимание к российско-западным отношениям, в том числе, на украинском «фронте» (пока в кавычках) подводит к ключевому вопросу: почему так ведут себя стороны? Опыт общения с выразителями соответствующих мнений-подходов даёт некоторые ответы. Исходя из обстановки, они представляются своевременными.
Начнём с китайцев: они мудрее…
Вопреки подзаголовку — сначала взгляд на мир с вашингтонского холма. Американцам не откажешь в умении фокусироваться на главном: ни Россию, ни тем более Украину они не воспринимают как препятствие к упрочению однополярного мира. Таким препятствием они считают Китай, экономический спурт которого не только для США стал неожиданным. Конечно же, объём экономики США (по ежегодному размеру ВВП) ныне составляет $22 млрд., Китая — $16 млрд., а России — $1.7 млрд. Но когда до 25 % продукции, потребляемой мировым средним классом, оказались родом из Поднебесной, американцы со своими 13-15 % встали перед русским вопросом: что делать?
Здесь и далее мы обойдём уточнения и разъяснения: в нашем случае они не меняют сути дела. Китайская военная мощь пока не воспринимается как угроза глобальному доминированию США, что тождественно Западу. Но темпы экономического роста, которые сами по себе становятся мягкой силой геополитического значения, подтверждают претензию Китая на мировое лидерство. Не сейчас. Но неминуемо. Да и показательная стабильность китайского общества исключает опрокидывающие страну потрясения: китаец никогда не жил лучше. Это не означает его беспроблемности, но у других проблем не меньше. Но не будем отвлекаться.
В США не переоценивают роль России в энергетической и прочей сырьевой подпитке китайской экономики. Правда, некоторые их на этот счёт прогнозы находятся на нижней кромке допущений.
Считается, что китайцы ни за что не пойдут на союз с Россией, тем более не попадут в зависимость от Москвы. По представлениям американцев, Китаю и «зависеть-то не от чего». Тем временем на глазах всего мира происходит энергичное освоение китайцами Африки и Южной Америки, но прежде всего, Ближнего Востока, зоны Персидского залива. Здесь во весь рост встаёт вопрос торга. И с американцами, и с нами. Вековечная максима «китаец не вникает в чужие отношения, зато хорошо умеет считать» подтверждается наяву. Китаисты вспомнят и другой афоризм: дальнозоркость простительнее близорукости.
В Поднебесной дают понять: если Россия поможет их экономической экспансии (привилегированное участие в освоении Севморпути, более явственная поддержка «шелкового пути-пояса», выход в Японское море через Уссурийскую тайгу, т.н. туманганский коридор), экономическая сцепка Москва-Пекин станет прочнее, значит, обращённой в геополитическую даль. Этими подробностями мы поясняем некоторые перспективы нашего сближения с Китаем. Но сегодня и Вашингтон, и Пекин — с различными оговорками и даже нервными срывами — ищут компромисс. Тем более, что США, повторим, военной угрозы со стороны Китая пока не ощущают. Но и китайцы, по правде говоря, рассчитывают победить иначе. Между нами и китайцами есть разница в видении: мы считаем Запад коллективным, китайцы разводят США и Европу, предрекая столкновение их глубинных интересов. При этом Япония и Индия тоже воспринимаются самостоятельными игроками. Пусть и в будущем.
Китайцы особо не вникают в наши отношения с Украиной. Но руку на пульсе держат, не размениваясь по мелочам. Так, намёк на нахождение на севере Крыма захоронения (возможно, самого крупного за пределами Китая и даже Кореи) «красных китайцев», погибших во время нашей Гражданской войны, в Пекине не заметили даже в юбилейную годовщину компартии: лишний раз нервировать Киев необязательным визитом на «спорную» территорию они не захотели. Но когда Киев по-хамски обошёлся с фактически приобретённым Китаем авиамоторным концерном «Мотор-Сич» в Запорожье, китайские предприниматели тотчас же прибыли в Крым на бизнес-разведку. Да и санкции, которые на нас накладывает Запад, китайцы предпочитают не замечать.
Враг, но недостойный
В отношении России у американцев другой оценочный ракурс. Врагом, их достойным, они нас не видят, исходя из уже упомянутой геоэкономической шкалы. А наша военная составляющая кажется им атрибутикой из прошлого. Их типичная реакция на упоминание, скажем, разоруженческих соглашений состоит примерно в следующем: вы что, собираетесь воевать? Примечательно, что частный случай миротворческого партнёрства наших стран в бывшей Югославии подтвердил американцам архаичность наших вооружённых сил. Правда, такие оценки исходили не от военных, а от политических аналитиков. А они — более чуткие именно к политической конъюнктуре.
Мы вызываем нечто среднее между раздражением и недоумением. Раздражением — потому, что, проиграв затратную (подчеркнём!) для Запада холодную войну, претендуем на прежний статус. Недоумением — ввиду, нашего непризнания той картины мира, которая «цивилизационным» странам представляется единственно адекватной эпохе. Во всяком случае своё вековечное лидерство, прежде всего, в технологических, отсюда и общественных сферах на Западе воспринимают как аксиому. С этого места — важная подробность. Западный мир вступает в фазу постмодерна. В нашем случае — это неприятие ни диалектики, ни преемственности, ни, тем более, эмпатии. Что-то вроде: с чего вы взяли, что должны выжить?
Сегодняшний мир представляется окончательно оформившейся пирамидой, без привязки к прошлому и чьих-то «суверенных» надежд на будущее: проиграли — так подчиняйтесь и делайте то, что вам скажут, а то и до контрибуции недалеко. А главное к нам требование состоит в принятии свободы и справедливости — в их понимании. Иными словами: хотите дружить — встраивайтесь в пирамиду! Внизу места много. Этот образ сложился, в том числе, из-за феномена русской эмиграции. Ни одна другая зарубежная диаспора так неистово не воюет против своей прародины. Удивительнее другое: именно их мнение ложится в основу политики практически всех стран Запада в отношении Москвы.
А дальше то, что в конечном счёте доведёт нас до Киева. За первые 15 лет «новой России» мы сами приучили западных партнёров относиться к себе как «истории без будущего». Приведу оригинальные примеры из собственного опыта: в 1994 году помощник военного атташе США в Таджикистане, будучи в лейтенантском звании, предложил командующему «нашими» миротворческими силами в этой стране (генерал-полковнику) предупреждать американцев о планируемых мероприятиях. Приблизительно тогда же генконсул США в Петербурге попросил командующего войсками Ленинградского военного округа ранжировать подчинённые ему части по степени приверженности идеям демократии. Что нам оставалось делать, кроме как всё это выслушивать?
В 2007 году на очередной (кажется, 13-ой) российско-натовской конференции наши трактовки общеполитических вопросов (типа: в чём практический смысл партнёрства?) вызывали всё то же недоумение: к чему вы это? А через год наступил август 2008-го — югоосетинский конфликт. С этого времени началась холодная война-2.0, которую мы до сих пор таковой не называем. Кстати, приблизительно до того же времени коллективный Запад считал нас на десятилетия завязшими в чеченской войне. Вполне информированные западные аналитики были больше всего удивлены участием в составе российских войск чеченского спецназа. Эта деталь показательна. Ибо рисуемая Западом картина мира «отталкивается» не от реальности, а от представлений, замкнутых всё той же пирамидой, по существу, смысловым «пузырём».
Проявляющийся таким образом постмодерн, повторим, отрицающий опыт прошлого, разносит страны по двум принципиальным позициям. Первые — продвинутые. Между собой они не воюют, но имеют право поддерживать всю ту же пирамиду. В том числе, военными методами, поэтому они объединены в НАТО. Вторые — исторически «незрелые»: что с них возьмёшь? Пусть они и воюют. Особенно, если пользу из этого извлекают «продвинутые». Тут мы и подходим к Украине.
Трагедия общей родины
Предпосылки к ней датируются всё тем же 91-ом. Дело в том, что разделение во многом единого народа (в начале нулевых — 46 проц. украинцев имели родственников в России, 16 проц. россиян — на Украине) на два государства изначально угрожало расколом. Ибо внутривидовые противоречия — острее межвидовых. Стоит ли удивляться стремлению наших «партнёров» окружить нас Антироссией? Увы, в Москве к этому до поры относились легкомысленно: куда они денутся без наших энергоносителей, да и рынка? Не более внятной оказалась и идея русского мира, ибо дальше семинаров дело не пошло. Россия не даёт ответа на главный вопрос — в чём состоит наша многосторонне приемлемая миссия, прежде всего, в ближнем зарубежье? Не потому ли наши отношения с большинством соседей по бывшему Союзу не назовёшь безоблачными?.. Об отсутствии у нас национальной идеи, на которую нанизываются эти миссии-скрепы, поговорим в следующий раз.
Тем временем 14-й год неумолимо приближался. По существу, он стал отсроченным продолжением 91-го. С майданом как точкой невозврата. А заодно — часом истины: или мы недавний территориальный распад усугубим духовным (предательством таких же, как мы), или, жертвуя без того сомнительным настоящим, сделаем задел на Будущее? Которое, конечно же, туманно, но без самоуважения ничего не создашь ни внутри страны, ни вовне. И если мы позаимствуем у китайцев хоть толику «дальнозоркости», то не будем измерять это будущее размерами сегодняшнего ВВП.
Увы, 14-й год принёс жёсткий разрыв России с «цивилизованным миром»: играть по его правилам мы отказались. Так Украина стала непременным тире в нашей связке с Западом. Он получил то, что хотел и что мы ему позволили: рычаг «круглосуточного» давления на Москву. Без такого предисловия бессмысленно оценивать наступивший день.
Соседям впору посочувствовать. Мы не о статистике с социологией. О личных впечатлениях. Повсеместный в «Европах» суржик воистину говорит сам за себя. Кстати, «евроукраинцы» уже соперничают по численности с украинскими диаспорами в Австралии и Канаде. Сколько граждан незалежной остаётся в её границах, документально не известно: где-то 35-40 млн. из 52 — присоюзных: а считается, что от хорошего не бегут… Скажем правду: не менее 1/3 оставшихся — в той или иной степени уже «перековались» — часто вынужденно. А ветераны боевых действий стали русскоязычными носителями антирусского мира: боевые приказы в украинской армии (ВСУ) пишутся по-украински, а озвучиваются часто по-русски.
Фактически идёт гражданская война. Не только внутри Украины. Со стороны Киева её идейно-содержательный аспект порой отдаёт маразмом: профессору-гуманитарию из Харькова поручили подготовить духоподъёмный материал о Петлюре. Он взял советскую брошюру о Николае Островском, убрал «лишнее» и «обновил» имена… Не смешно. Грустно.
В таком идейно-политическом контексте нет смысла препарировать настроения-побуждения внутриукраинских групп. Дальше будет так, как решат западные кураторы, опираясь на презумпцию нашей вины. Они диктуют нам ход «братских» событий, на Донбассе, в том числе. И дело не в соотношении сил на линии разграничения: в ВСУ — около 100 тыс. из общих 350-400 тыс., совокупная численность армий ДНР и ЛНР — около 35 тыс. из максимально возможных 80-90 тыс. Дай Бог, чтобы не пришлось считать убитых. И принуждать к миру…
* * *
О мудрых китайцах вспомним ещё раз. Ну, ведь, очевидно, что минский, да и нормандский форматы уходят в прошлое. Более того, любое иное конструирование приведет нас к изначальной связке Россия — Запад. С тем же тире. Не подумать ли о привлечении далёкого Китая к посредничеству близких соседей? По всему спектру наших отношений с Киевом, не замыкаясь на Донбассе. Тем более, что эта мысль не нова. А китайцы, заинтересованные в многоканальности своих «путей-поясов», поэтому, как частность, в беспроблемности российско-украинского кордона, могут подсказать что-то ценное. Если «правильно посчитают»…
Борис Подопригора,
политолог, член Экспертно-аналитического
совета при Комитете по делам СНГ, евразийской
интеграции и соотечественников ГД ФС РФ
Источник: www.segodnia.ru